«Я чувствовал себя одиноко, даже когда был окружён людьми. Это было совершенно новое чувство, которое я не испытывал на родине». Когда психолог и терапевт Иван Василюк стал исследовать, каково мужчинам в эмиграции, он получил сотню подобных комментариев. Иван опросил 160 мужчин-мигрантов из Литвы, Польши, Грузии и др., провёл 20 глубинных интервью и выяснил: мужчинам в эмиграции очень трудно. Почему так — Иван рассказал в интервью. А вот полный текст исследования и его презентация, представленная в Reforum Space Vilnius.
— Иван, почему вы решили исследовать мужчин? Обычно исследуют уязвимые группы, а белые цисгендерные мужчины считаются, наоборот, максимально привилегированной группой.
— Вот поэтому их никто и не исследует — считается, что они должны как-то сами справляться. К сожалению, и мужчины, и женщины склонны обесценивать сложности мужчин в эмиграции. Я подумал, что сложности есть, провёл исследование — так и оказалось.
Больше чем у половины участников серьёзные психологические проблемы. Почти у половины проблемы со сном, концентрацией и принятием решений. У многих депрессия, треть страдает от одиночества, почти половина — от тревожности.
При этом 70% столкнулись с ожиданиями, что они должны быть эмоционально устойчивыми и не нуждаться в поддержке. 73% скрывают трудности или проблемы из-за стереотипов о мужской стойкости. 60% мужчин предпочитают не обсуждать свои эмоциональные проблемы. Один из респондентов говорит: «Я привык держать все эмоции внутри. Мне сложно признать, что я могу быть уязвимым, особенно перед семьёй. Я должен быть сильным».
— Результаты вас удивили, или всё ожидаемо?
— Удивили три момента.
Первый — у меня была гипотеза, что люди из больших городов будут адаптироваться проще, чем из маленьких. Оказалось наоборот: людям из мегаполисов тяжело из-за потери статуса, а жители небольших городков от эмиграции даже выиграли — появилась возможность ходить в театры, какая-то культурная жизнь, кафе.
Вторая гипотеза была, что люди среднего возраста лучше справляются с переездом. А оказалось, что лучше всех справляются те, кто старше 55: на них никто не давит, что они должны много зарабатывать, быть успешными, покорять какие-то новые вершины — и они спокойно ходят на любую работу, общаются с местными и пр. нет такого социального давления, они могут позволить себе ходить на любую работу. Хуже всего ситуация у молодых мужчин, до 35 лет. У них завышенные требования к себе, и фраза «Мне 21, почему у меня нет Bentley» — к сожалению, не шутка. У них выше тревожность и общий уровень депрессии. У группы 35-55 лет дела получше, но они сильнее устают физически.
Третье удивление — беларусы адаптируются проще, чем россияне. Судя по глубинным интервью, дело в том, что все в Беларуси понимают, почему мужчина мигрировал, семьи и друзья на родине их безусловно поддерживают. В России такого нет, и адаптация идёт сложнее.
— Давайте дадим определение адаптации.
— С точки зрения психологии адаптация — когда личность максимально реализует свой потенциал в новых условиях, удовлетворяет свои потребности так же хорошо, как в родной стране. Т.е. в Минске или Москве я ходил в спортзал, театры, занимался любимым делом — и в Вильнюсе организовал себе то же самое.
Интересно, что проблемы с адаптацией (ментальные проблемы) проявляются у мужчин через полтора-два года эмиграции, не раньше (а первые полгода вообще самые лёгкие) —когда все бытовые вопросы решены.
— Как отличается мужская и женская адаптация?
— Женщины часто быстрее адаптируются, а рассинхрон в адаптации создаёт напряжение в семье. Причём в том, что мужчины адаптируются медленнее, они сами виноваты: гендерные стереотипы диктуют, что мужчина должен зарабатывать, а искать сад, школу, общаться с врачами, воспитателями, ходить по магазинам — женская работа. Вот и получается, что пока женщина осваивает новый город и заводит десятки знакомств, мужчина ходит на работу и сосредоточен только на семье и своих привычных копингах, например, компьютерных играх.
Плюс обычная женская копинг-стратегия в тяжёлой ситуации — кому-то поплакаться, пожаловаться, просто обсудить, что происходит. То есть тоже связана с общением. А стандартная мужская копинг-стратегия — изоляция. Мужчина часто прячется от реальности в алкоголь и видеоигры.
Многие стесняются обращаться за психологической помощью, особенно если не делали этого раньше (хотя готовы оплачивать психолога жене и дочери). Считают, что мужчина должен справляться сам. В итоге приходят, только когда совсем плохо, в состоянии крайнего стресса и выгорания. В итоге им нужна более сложная и долгая терапия.
— Уехали правозащитники, представители помогающих организаций, в том числе ЛГБТК, феминистки. Т.е. люди без стереотипов. Эта новая среда не помогает мужчинам расслабиться?
— Ранозаживляющий эффект был бы сильнее, если бы мужчины стремились общаться. Это раз. А два — уехавших объединяют политические взгляды, но далеко не все готовы постоянно обсуждать войну и репрессии. Как говорил один респондент, «Я бы рад с кем-то пообщаться, но прихожу на митинг, и все обсуждают только Путина, а мне бы хотелось поговорить о детях». Есть сеть психологической помощи, но она тоже политизирована (люди обсуждают травмы от тех же войны и репрессий), и это отталкивает многих. Треть опрошенных — айтишники, они страдают, но могут бояться обращаться к общественным организациям, так как не исключают, что будут ещё ездить на родину.
— Мужчинам тяжело прийти на группы?
— Да, но для тех, кто доходит, это хорошая форма работы. Говорю по собственному опыту — я веду первый поток мужской группы, скоро буду набирать второй. Вижу результат. В группе им легче раскрыться эмоционально, чем на индивидуальных консультациях.
Профессиональные сообщества или группы по интересам, такие как спорт или обучение, могут стать хорошим ресурсом поддержки. Как говорит один мой коллега, создание мужских групп поддержки может быть полезным, особенно если они будут ориентированы на обсуждение не только эмоциональных, но и профессиональных вопросов. Это снимает барьер, связанный с представлением о психологической слабости.
— Ощущение, что мужчины нуждаются в помощи больше женщин и менее склонны её получать. Это так?
— Да. Они склонны обесценивать свои проблемы, а вслед за ними это делают и окружающие. Поэтому основной вид помощи, который мы должны предложить мужчинам, — это психологическое просвещение. Нужно рассказывать о том, как им сложно, почему так сложно, что это нормально и с этим можно работать. Что мужчины нуждаются в заботе и страдают от стереотипов, которые создали другие мужчины.
Мужчина в эмиграции — это герой, который проиграл и сдался. Нас учили защищать и зарабатывать. А теперь зарабатывать и защищать не получается. А ещё мужчин на постсоветском пространстве не учат коммуникации. Коллега, который работает с подростками в Европе, говорит: как же классно, что подростки-мальчики уехали и получили возможность взрослеть иначе. В России и Беларуси взросление мужчины — это, по сути, впитывание стереотипов. Чем сильнее мужчина похож на робота, тем более зрелым считается. В Европе зрелость мужчины определяется тем, умеет ли он выстраивать связи.
У подростков есть шанс, но есть и большой шанс у мужчин, которые приехали со своими стереотипами. Они сейчас встраиваются в жизнь с иными нормами и ценностями, и возможно, даже те, кто вернётся, уже не захотят жить по старым стереотипам. Это хорошая новость и для Беларуси, и для России.