Военно-политический роман
Александр Морозов: Самое «длинное» и значимое событие 2021 года – многофакторный паралич нормандского формата и полное отсутствие прогресса на украинском направлении.
Вместо «надёжно замороженного конфликта» частично из-за действий России, частично из-за нежелания Украины и не без усилий европейских институтов и НАТО мы получили крайне неприятную перспективу эскалации. Дислокация большого количества войсковых частей и вооружений России на границах Украины, угроза большой войны в Европе – не только инструмент Владимира Путина для принуждения президента США Джо Байдена к встречам, но и способ вернуть Россию (и вернуться самому) в статус главных глобальных игроков. Пусть и с отрицательным знаком.
Василий Гатов: Я считаю необходимым подчеркнуть, что в этом году окончательно состоялась милитаризация внешней политики России до уровня самых острых периодов Холодной войны, на словах и на деле: не только военные приготовления на границе Украины, но и системное и постоянное запугивание Запада новыми видами вооружений (у этого, правда, есть и внутренний политический контекст), крупными манёврами (в том числе с участием Беларуси и Китая), но, пожалуй, самым неприятным следует признать ужесточение лексики конфронтации (например, недавнее заявление заместителя министра иностранных дел Рябкова о «военном ответе» в случае отказа НАТО дать гарантии неприсоединения Грузии и Украины). К сожалению, милитаристская риторика становится дежурной не только в Москве, но и в Европе.
Слова становятся агрессивнее, но и дела не отстают – идёт активная милитаризация региона на границе России и ЕС
Морозов: Да, тут важно видеть две тенденции: слова и дела. Слова становятся агрессивнее, но и дела не отстают – идёт активная милитаризация региона на границе России и Европейского Союза. Этому способствует и политический кризис в Беларуси, и шантаж Европы беженцами, и общие негативные ожидания.
Польша и страны Балтии привлекают войска к охране границы, Кремль манипулирует ударной группировкой на границе с Украиной, Киев активно демонстрирует перевооружение, США и НАТО втянуты в процесс выработки гарантий и обсуждение политического и военного ответа на дальнейшую эскалацию.
Милитаризация ускоряет процесс сотрудничества в области безопасности в странах «восточного фланга» и формирует «интермариум» – координацию в сфере безопасности стран Центральной Европы «от моря до моря».
Гатов: Глядя вперед, я куда больше волнуюсь о том, что никаких внятных идей новой архитектуры безопасности между РФ и НАТО/США нет ни у российской, ни у западной стороны.
Озвученные Кремлём требования «юридических гарантий» непринятия в НАТО Украины и Грузии дипломатически бессмысленны: для этого нужно менять устав альянса, что требует недостижимого консенсуса членов организации. Идея «дистанцирования» ударных вооружений по линии соприкосновения кажется более реалистичной, но и в ней есть подвох – во-первых, проблема Калининградской области, которая целиком попадет под такие ограничения, чего Москва не примет, и невозможность согласовать, что именно является такими вооружениями, потому что у сторон слишком разные представления в этой части.
Увы, но пока безопасность континента опять подвешена на концепции MAD (гарантированное взаимное уничтожение) и стратегических ядерных вооружениях России и США. Попытки предложить более гибкие форматы взаимодействия вызывают критику на Западе (после того, как РФ была обвинена во вмешательстве в выборы и политику); Россия, со своей стороны, радостно возвращается в 1983 год с Першингами-2 и СС-18.
Санкционные тупики и развороты
Морозов: 2021 год, безусловно, показал, что произошла рутинизация санкций; не то чтобы они «не работали», но в политическом плане ни старые, ни новые санкции не приводят к изменению политики Москвы (а теперь уже и Минска). В понимании новой администрации США, режим санкций ориентирован на продвижение к «переговорам», однако если мотивации к переговорам не формируется, то режим санкций капсулируется в «режим наказания без последствий». Соответственно, на полях американской политики в этом году был вопрос: чем должен быть дополнен режим санкций для того, чтобы их рутинизация не создавала впечатления «поражения демократий»?
Ни старые, ни новые санкции не приводят к изменению политики Москвы (а теперь уже и Минска)
Не стоит также забывать, что рутинизация – это и возникновения бизнеса на обходе санкций, стремление властей под санкциями максимально засекретить любые данные, которые могут намекнуть на обход санкций (например, засекречивание российских правительственных данных о сотрудничестве с ОАЭ в декабре 2021), но, самое главное — происходит усиление «контрсанкций» со стороны властей против собственных обществ.
Гатов: Добавлю одно. Европа прожила год в конце «эпохи Меркель»: её сдержанное политическое кредо, в том числе и в отношении санкций, уже, по крайней мере на словах коалиционного соглашения в Германии, меняется на что-то новое, ещё непонятное, не сформулированное.
Морозов: 2021 год – это открытый вопрос о том, каким образом Евросоюз (и в особенности Германия, для которой это важнейшие внутренние направления политики) справится с проблемой так называемого «суверенитета» Польши и Венгрии, который демонстративно игнорируют некоторые стратегические решения союза. Дискуссия вокруг Польши и Венгрии более сложная, чем по вопросу Брекзита. Поскольку население и политические элиты обеих стран выступают не за выход из Евросоюза, а за сохранение статуса, настаивая на инкорпорировании свой политики внутрь Евросоюза, тогда как действующие руководители стран ведут себя, прямо скажу, за рамками ожидаемого.
Непограничные конфликты
Морозов: Я, по месту жительства, хочу выделить конфликт России и Чехии (апрель 2021). Конфликт вызван оглашением материалов расследования взрыва в Врбетице в 2014 году. Он является модельным для понимания тенденции отношений между Россией и странами Евросоюза. Конфликт привёл к массовой высылке сотрудников представительств обеими сторонами, заморозкой контактов на высшем уровне, объявлением Чехии «недружественной страной», резким сокращением межстрановых гуманитарных контактов. В 2021 году Кремль развёртывает политическую программу по обвинению Германии в геноциде во время Второй мировой войны, создавая новую рамку внешнеполитического шантажа в отношении Германии.
Гатов: Я бы выделил два не то чтобы конфликта, но переферийные для российской внешней политики темы с потенциально долгосрочным эффектом. Первое – это уменьшение значения Ближнего Востока: успешные военные и политические решения 2017-2020 годов привели к остыванию общего уровня конфликтности в регионе. Восстановление отношений между Израилем и странами Персидского залива привели к снижению напряжённости и с палестинцами, и во внутрисирийском конфликте. Парадоксальным образом, несмотря на отвратительный имидж операций России в Сирии, это заметный и пока устойчивый успех.
Второе – это роль Турции «на южном фланге». С одной стороны, невозможно отрицать существенный роствлияния Турции (в том числе это подчеркнуто успехом Азербайджана, союзника Анкары, в Карабахе). Но, возможно, амбиции Эрдогана будут дорого ему стоить внутри страны: галопирующая инфляция лиры, экономический спад и отток инвестиций могут обернуться потенциальными электоральными потерями. Возможная будущая нестабильность Турции является очень тревожным фактором после её усиления в 2021 году.
Морозов: Да, ты прав, обратив внимание на Карабах. Военная операция Азербайджана активизировала в регионе обсуждение замороженного с 2008 года вопроса: урегулирование территориальной проблемы возможно только войной. В первую очередь это влияет на понимание взаимных действий между Киевом и Москвой в отношении оккупированных территорий востока Украины, не говоря уже о Молдове и Приднестровье. Кроме того, лавирующий Лукашенко в условиях кризиса манипулирует вопросом «признания Крыма». Даже если этот шаг официально не будет сделан, в 2021 году сама постановка вопроса влияет на отношения всех стран региона, в первую очередь членов ОДБК, Евразийского союза.
…В части «разное»
Морозов: Внешнее и внутреннее в современной политике, увы, плотно взаимосвязаны, и Россия не исключение. 2021 год – это пик репрессий против гражданского общества и в Беларуси, и в России. Поскольку репрессии направлены против «оранжевой угрозы», то есть против связи гражданских организаций этих стран с зарубежными партнёрами, в 2021 году встал вопрос, какова вообще дальнейшая стратегия культурного, образовательного и гражданского взаимодействия между Россией+Беларусью и европейскими странами. Разрушаются многолетние гуманитарные связи, многие партнёрские проекты становятся невозможными (из-за криминализации со-финансирования, статусов «иностранных агентов», кремлёвской шпиономании и конспирологии). С другой стороны, Евросоюз вырабатывает резолюцию о стратегии в отношении России (сентября 2021), активизируется обсуждение положения политической эмиграции из двух стран на территории Европы.
Разрушаются многолетние гуманитарные связи, многие партнёрские проекты становятся невозможными
Гатов: Естественно, нельзя забывать о «факторе Китая». С одной стороны, Россия вроде бы – по крайней мере, на словах – демонстрирует прочность отношений с восточным соседом и такое «следование в фарватере» (разговор Путина с Си Циньпином, в котором он «доложил» о содержании переговоров с Джо Байденом, при этом Си, который сам провёл с американским президентом несколько часов на видеосвязи, ни о чём Путину не докладывал).
С другой стороны, усиливающий, проникающий везде самоуверенный Китай является проблемой для всех, и для Байдена, и для Путина, и для Европы. Несмотря на ожидания, администрация Байдена не смягчила американскую политику в отношении Китая; более того, по ряду направлений сдерживание Китая усилилось. При внимательном взгляде видно, что активное сближение России с Китаем, как стратегическое направление политики в 2019-2020 годах, слегка затормозилось, в том числе и из-за позиции США. Стремление политического блока администрации Путина к заимствованию технологий у Китая было явно «подорвано» ФСБ и Совбезом (запрет на использование инфраструктуры Huawei, на который обратил внимание Андрей Солдатов).
Морозов: Всё это в целом оставляет впечатление, что в 2022 год мы переходим с довольно опасными итогам. Ключевое внешнеполитическое слово 2021 года – эскалация. И главная мысль, с которой мы вступаем в новый год: каким образом возможна де-эскалация? Вокруг этой тематики нас ждет много консультаций и стратегических решений.
Александр Морозов – политолог, научный сотрудник философского факультета Карлова университета.
Василий Гатов – российско-американский исследователь медиа, приглашённый научный сотрудник Университета Южной Калифорнии.